На Страстной
Еще кругом ночная мгла.
Еще так рано в мире,
Что звездам в небе нет числа,
И каждая, как день, светла,
И если бы земля могла,
Она бы Пасху проспала
Под чтение Псалтыри.
Еще кругом ночная мгла.
Такая рань на свете,
Что площадь вечностью легла
От перекрестка до угла,
И до рассвета и тепла
Еще тысячелетье.
Еще земля голым-гола,
И ей ночами не в чем
Раскачивать колокола
И вторить с воли певчим.
И со Страстного четверга
Вплоть до Страстной субботы
Вода буравит берега
И вьет водовороты.
И лес раздет и непокрыт,
И на Страстях Христовых,
Как строй молящихся, стоит
Толпой стволов сосновых.
А в городе, на небольшом
Пространстве, как на сходке,
Деревья смотрят нагишом
В церковные решетки.
И взгляд их ужасом объят.
Понятна их тревога.
Сады выходят из оград,
Колеблется земли уклад:
Они хоронят Бога.
И видят свет у царских врат,
И черный плат, и свечек ряд,
Заплаканные лица —
И вдруг навстречу крестный ход
Выходит с плащаницей,
И две березы у ворот
Должны посторониться.
И шествие обходит двор
По краю тротуара,
И вносит с улицы в притвор
Весну, весенний разговор
И воздух с привкусом просфор
И вешнего угара.
И март разбрасывает снег
На паперти толпе калек,
Как будто вышел Человек,
И вынес, и открыл ковчег,
И все до нитки роздал.
И пенье длится до зари,
И, нарыдавшись вдосталь,
Доходят тише изнутри
На пустыри под фонари
Псалтирь или Апостол.
Но в полночь смолкнут тварь и плоть,
Заслышав слух весенний,
Что только-только распогодь,
Смерть можно будет побороть
Усильем Воскресенья.
Великая Суббота. Все самые страшные события этой недели уже случились, и до великой радости нам осталось подождать один день. А он всё тянется и тянется. Такова и зарисовка Бориса Пастернака: то ли ожидание Пасхи, то ли просто ожидание весны.
И пейзаж в этом стихотворении — это почти пейзаж. Ну, разве что иногда случайное определение выдаст нам, что речь вообще-то идёт о событиях вселенского масштаба:
…площадь вечностью легла
От перекрестка до угла,
И до рассвета и тепла
Еще тысячелетье.
Да ещё деревья здесь почему-то вовлечены во всё происходящее так, что сложно понять: это лес — или всё-таки участники богослужения в храме?
И лес…,
Как строй молящихся, стоит
Толпой стволов сосновых.
Однако венец поэтического мастерства Пастернака здесь — это умение сделать отсылку к Библии и добиться глубочайшего смысла посредством одного-единственного повторяющегося эпитета.
Казалось бы, весна ранняя, и нет ничего удивительного в том, что лес вокруг — голый. Но указание на это почему-то мелькает в тексте с назойливостью ноты:
Еще земля голым-гола,
И лес раздет и непокрыт,
— и уж совсем непонятное:
Деревья смотрят нагишом
В церковные решетки.
И, в конце концов, на память приходят слова Адама из третьей главы Книги Бытия: «голос Твой я услышал в раю, и убоялся, потому что я наг».
И опять, словно во времена Ветхого Завета, земля и всё живущее на ней, ожидают своего Спасителя. И Он не замедлит прийти, просто, — как утро или как весна.
